15 дек. 2016
Права меньшинств как механизм трансформации конфликтов
Аналитика
Ширин Дуйгулу и Мария Карапетян
В начале данной статьи рассматривается политический курс, укрепивший иерархическое разделение групп и дискриминацию в странах Южного Кавказа и в Турции. Далее выдвигаются принципы, на основе которых могли бы быть построены политические действия в интересах продвижения целостных и свободных от дискриминации обществ. После рассмотрения данных принципов в статье подчеркиваются политические действия в отношении меньшинств для создания соответствующей юридической основы, а также для проведения лучшей языковой политики и побуждения положительных изменений в социальном дискурсе. Целью данной работы является предложение возможных путей трансформации межгрупповых отношений в странах Южного Кавказа и Турции путем выдвижения рекомендаций по политическому вмешательству согласно ценностям, закрепленным в международных конвенциях. В этих странах, в первую очередь, необходимо применить лучшие практики со всего мира в отношении прав меньшинств и анти-дискриминации и суметь приспособить их к местным потребностям. Истинная трансформация межгрупповых отношений, тем не менее, требует широкой информированности и переосмысления языка, используемого в повседневном общении и политической аналитике.
——————-
Содержание
Построение государства и возникновение отношений большинство-меньшинство
Принципы к руководству для политического стимулирования целостных обществ
Предложение возможных политических инициатив
Наделяя группы полномочиями: ситуация с негосударственными языками
Внесение изменений в общественную дискуссию
Введение
В государствах, где равенство прав и возможностей провозглашено для всех граждан независимо от происхождения, по-прежнему можно наблюдать, что не каждый гражданин обладает этими правами в равной степени и может воспользоваться своими возможностями при равных усилиях. Зачастую примеры подобных ситуаций “преимущество –неблагоприятное условие” и “привилегия – ущемление” стоят в одном ряду с рассовыми, гендерными, классовыми, этническими и другими различиями. В контексте стран Южного Кавказа и Турции, которые находятся в центре внимания данной работы, подобные различия и сложившаяся иерархия и дискриминация стали результатом политики этничности в период Советского Союза и республиканского периода Турции, соответственно; и продолжают усиливаться посредством сегодняшней политики объединения этничности и государства.
Данная статья начинается с рассмотрения некоторых политических действий, укрепивших такое иерархическое разделение и дискриминацию в странах Южного Кавказа и Турции. Далее в работе выдвигаются принципы, на основе которых могли бы быть осуществлены политические действия в интересах продвижения целостных и свободных от дискриминации обществ. После рассмотрения принципов в статье подчеркиваются политические действия в отношении меньшинств для создания соответствующей юридической основы, проведения лучшей языковой политики и побуждения положительных изменений в социальном дискурсе.
Построенная на статье “Этнические группы и конфликты на Южном Кавказе”, написанной в со-авторстве с Аббасовым и др. (2016г.) для журнала Кавказский Выпуск, данная работа сосредоточена на внутригосударственных отношениях в странах Южного Кавказа и Турции. В особенности в работе говорится об армянском населении в регионе Грузии Самцхе-Джавахети, азербайджанском населении грузинского региона Квемо-Картли, талышском и лезгинском населении Азербайджана, курдском населении Турции и езидском населении в Армении. Данные группы выбраны не только из-за их компактного проживания, но также из-за потенциального конфликта, который им зачастую приписывают. В статье также говорится о других группах таких, как ассирийцы, татары, удины, цахуры, евреи, украинцы и др., которые не всегда проживают в компактных сообществах; однако, трансформация отношений и представления, связанные с этими группами, также являются ключом к переосмыслению подходов к группам и группированию в странах Южного Кавказа и Турции.
Данная работа не затрагивает вопрос о продолжающихся территориальных кофликтах (в частности нагорно-карабахском и осетино-грузинском) по той простой причине, что построение политического курса по предоставлению равных прав и возможностей было бы бессмысленным в контексте оспариваемой юрисдикции. Тем не менее, авторы надеятся, что в случае успешного применения практик целостного общества, лишенного дискриминации в целом, также возникнет больше пространства для трансформации территориальных конфликтов.
О терминологии
Существует хорошо разработанная литература, посвященная значениям и смыслу использования определенных терминов, употребляемых в отношении групп, которые сталкиваются с дискриминацией на этнической, религиозной, расовой, культурной, гендерной или другой почве. В данной литературе также рассматриваются возможные непреднамеренные последствия использования слов, классифицирующих людей, таких как “меньшинства” или “этнические группы”, поскольку это может привести к воспроизведению дискриминирующих действий. Современная международная система по правам человека, однако, использует такую терминологию как “меньшинства”, “этнические группы”, “этнические меньшинства” и “национальные меньшинства”, признавая также, что нет общепринятого согласия о терминологии и определениях. (Office of the United Nations High Commissioner for Human Rights 2010). Эта же терминология широко используется на внутригосударственном уровне в странах Южного Кавказа и в Турции.
Особенно оспаривается значение понятия “национальный”. Хотя в международнойсистеме прав человека это понятие используется обычно в отношении гражданства, в странах Южного Кавказа и в Турции слово принимает значение “этнический”. К прим,еру, в конституции Грузии сказано, “граждане Грузии равны в социальной, экономической, культурной и политической жизни независимо от их национальной, этнической, религиозной или языковой принадлежности”. (Parliament of Georgia 2006). Неясно к чему, как не к гражданству относится фраза “национальная принадлежность”. Варианты оказаться исключенным неизбежны, если использовать слова “нация” и “национальный” с этническим окрасом, а чувство гражданской принадлежности национальному государству/государственности является спасительным видением.
Существует огромный свод кодексов, деклараций и других документов, приписывающий государствам, которые придерживаются данных документов, применять соответствующие меры для достижения полного и действенного равенства среди всех граждан. Среди таких документов можно отметить Международный Пакт о гражданских и политических правах ООН[1] от 1966 года (ратифицированный Арменией, Грузией, Азербайджаном и Турцией), Декларацию ООН о правах лиц, принадлежащих к национальным или этническим, религиозным и языковым меньшинствам 1992 года, Рамочная конвенция Совета Европыо защите прав национальных меньшинств 1994 года[2] (ратифицированная Арменией, Грузией, Азербайджаном и не ратифицированная и не подписанная Турцией), Европейская Хартия Совета Европы региональных языков или языков меньшинств 1998 года, Копенгагенский документ Организации по Безопасности и Сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) 1990 года и другие. Независимо от конкретной терминологии, используемой в данных документах, а также необходимости и далее развивать всеохватывающую международную систему для защиты прав групп и индивидов, положения этих документов, по сути обеспечивающихосновы для целостных обществ свободных от дискриминации, по-прежнему нуждаются в полном применении в случае с Южным Кавказом и Турцией.
Поэтому, целью данной работы является предложение возможных путей трансформации межгрупповых отношений в странах Южного Кавказа и Турции путем рекомендаций политического вмешательства согласно ценностям, закрепленным в международных конвенциях. Первым делом в этих странах необходимо применить лучшие практики со всего мира в отношении прав меньшинств и анти-дискриминации и суметь приспособить их к местным потребностям. Истинная трансформация межгрупповых отношений, тем не менее, требует широкой информированности и переосмысления языка, используемого в повседневном общении и политической аналитике.
Построение государства и возникновение отношений большинство-меньшинство
В странах Южного Кавказа и Турции политика, нацеленная на решение трудностей, с которыми сталкиваются меньшинства, проходила с различной степенью успеха. Некоторые мероприятия в ее рамках обсуждаются в работе “Этнические группы и конфликты на Южном Кавказе и в Турции” этого издания (Abbasov, et al. 2016). Невзирая на проблемы, связанные с планированием и претворением в жизнь этих мероприятий, главной причиной фактически негативного различия в жизни людей, считающих самих себя меньшинствами или представляющиеся таковыми в глазах других, является то, как эти группы воспринимаются государством и большинством населения.
Две основные тенденции способствуют формированию такого восприятия. Первая относится к процессам построения государства, посредством которых были созданы этнонациональные государства на Южном Кавказе и в Турции. Как пишут Маккроун и Бечхофер, “все формы социальной идентичности включают понятие ”другое/чужое”; это есть позиционирование воображаемого другого, с которым можно сравнить природу и силу собственной идентичности (McCrone and Benchhofer 2015). Таким образом, создание национальной идентичности прошло в форме определения кто является, а кто нет, частью этой нации. В результате политической и социальной истории как Южного Кавказа, так и Турции, в понятие “другие” вошли не только те, кто не вписался в национальные рамки, но также и некоторые группы, проживающие в пределах государства.
Сегодня в странах Южного Кавказа проживает различный процент этнических меньшинств. В Армении они составляют лишь 2% всего населения. Согласно последней переписи населения 2011 года, респондентам предлагалось ответить на вопрос по этнической принадлежности, выбрав один из следующих ответов: армянин – 2,961,801 человек, езид- 35,308, русский – 11,911, ассириец – 2,769, курд – 2,162, украинец – 1,176, грек-900, грузин – 617, перс – 476, или другое – 1,634 (National Statistical Service of the Republic of Armenia 2011).
В Азербайджане меньшинства составляют 8,5% населения[3]. Последняя перепись населения Азербайджана 2009 года представляет такую картину: азербайджаны – 8,172,800 человек, лезгины – 180,300, армяне – 120,300, русские – 119,300, талыши – 112,000, аварцы – 49,800, турки – 38,000, татары – 25,900, таты – 25,200, украинцы – 21,500, цахуры – 12,300, удины – 3,800, круты – 4,400, грузины – 9,900, хиналугцы – 2200, евреи – 9,100, курды – 6,100 и другие 9,500 (The State Statistical Committee of the Republic of Azerbaijan 2009).
В Грузии меньшинства составляют 13% грузинского населения.[4] Согласно последней переписи населения Грузии 2014 года, грузины составляют 3,224,564 человека, азербайджанцы – 233,024, армяне – 168,102, русские- 26,453, осетинцы -14,385, езиды – 12,174, украинцы – 6,034, кистины – 5,697, греки – 5,544, ассирийцы – 2,377 и другие – 14,346 (National Statistics Office of Georgia 2014).
Поскольку с 1965 года перепись населения Турции не включает вопроса о родном языке или этнической идентичности людей, этнический окрас Турции основывается на подсчетах СМИ или социологов. Следующие цифры предложены как приблизительный указатель различных групп в Турции: турки – 55,000,000, курды – 9,600,000, зазы – 3,000,000, черкесы – 2,500,000, боснийцы – 2,000,000, албанцы – 500,000-1,300,000, грузины – 1,000,000, арабы – 870,000, цыгане – 700,000, помаки – 600,000, лазы – 80,000, армяне – 60,000, ассирийцы/сирийцы 25,000, евреи – 20,000, греки – 15,000 (Milliyet 2008).
Существование этнических групп внутри страны автоматически не превращает эти группы в меньшинства. Статус “меньшинства” на Южном Кавказе является следствием специфических процессов построения государства, а также политическим и социальным наследием советского правления. Советская этно-национальная политика институионализировала иерархию этносов, когда некоторые получили статус “титульной”в определенных государственных образованиях, остальные же – или статус меньшинства, или вообще не получили никакого статуса. Хотя изначальной целью была эмансипация, призванная наделить правами прежде ущемленные группы, на практике размещение этих групп таким образом политизировало этнические различия, создав источник отчуждения на Южном Кавказе. С концом советского правления начался процесс построения независимых государств, а нации по-прежнему определялись явно или автоматически на этнической основе. Как заявляет Бардин, “чаяния независимости стран Южного Кавказа положили начало соперничающему этническому национализму […] и сурово сказались на построении государства и нации, а также на межэтнических отношениях в регионе” (Bardin 2015). Этнический национализм далее привел к отчуждениюнародов, не принявших участия в формировании государства в этих странах, и они до сих пор остались в качестве меньшинств, тем не менее,без всеохватывающей советской гражданской идентичности.
Турция прошла иной путь построения государства, который, тем не менее, также привел к разделению страны на большинство и де-юре или де-факто “меньшинства”. В случае Турции, национальная идентичность строилась на социальномнаследии Османской империи – на неявно выраженной мусульманской и в открытую провозглашенной турецкой идентичности. В результате, это создало юридические и социальные препятствия различной степени для тех, кто не являлся мусульманином или этническим турком. Турция ограничила определение “меньшинство” (и поэтому, расширила юридическую защиту) только до не-мусульман и фактически исключила мусульманские группы этнически нетурецкого происхождения от такой защиты.
37-45 статьи Лозаннского договора, ознаменовавшего образование Республики Турция, признают немусульманские сообщества как “меньшинства” и гарантируют им “право использовать собственный язык, право политического и гражданского равенства, право открывать религиозные, образовательные и социальные учреждения, право на свободу вероисповедания, путешествий и перемещения” (Hurewitz 1956) (Toktas and Aras 2009). Однако, данного признания было недостаточно для защиты немусульман, и юридическая и социальная дискриминация, с которой столкнулись эти группы,постепенно со временем сократила их количество через ассимиляцию, переселение и др. Сегодня из восьмидесятимиллионного населения Турции немусульмане составляют менее 1% (The Economist 2015).
Ситуация с мусульманскими группами, не являющимися этническими турками, была и продолжает оставаться еще более сложной, чем у групп признанных меньшинств. Юридическая структура основана на принципе и убеждении, что “каждый подданный турецкого государства, имеющий турецкое гражданство, является турком” (The Grand National Assembly of Turkey 2011), и поэтому граждане Турции различного этнического происхождения считаются турками, к ним относятся как к туркам, им предоставлены те же права, что и этническим туркам. Тем не менее, на практике данный подход привел к упущению нужд и требований мусульманских меньшинств в Турции, самой большой из которых являются курды, составляющие по подсчетам от 10% до 23% всего населения (Minority Rights Group International 2015).
Еще более усугубляет ситуацию вторая тенденция, которая формирует восприятие о группах и группности в странах Южного Кавказа и Турции – а именно, конфликты внутри страны и между странами, действующие, замороженные и потенциальные. Общим знаменателем для этих стран с точки зрения того, как воспринимаются меньшинства, является связь (видимая или скрытая, озвучиваемая или умалчиваемая) между этими группами и конфликтами. К примеру, Нагорно-Карабахский конфликт ударом колокола прозвенел для этнических азербайджанцев в Армении и армян в Азербайджане, вынудив их к переселению. Грузино-осетинский и грузино-абхазский конфликты подобным же образом переселили сотни тысяч людей. Эти конфликты поселили страх у большинства, что сепаратисткие движения могут распространиться на другие меньшинства, а это в результате влияет на отношение к ним.
Не только конфликты внутри этих стран, но и продолжающиеся и потенциальные конфликты в регионе в целом влияют на восприятие меньшинств внутри общества. Положение и повседневная жизнь армян и греков в Турции менялись с течением времени в зависимости от отношений между Республикой Турция и Республикой Армения и с Греческой Республикой. Восприятие курдов, с другой стороны, отражает опасения по поводу территориальной целостности не только Турции, но и Ирака, Ирана и Сирии. Восприятие азербайджанским государством лезгинов в качестве “потенциально опасной группы”, которая может “стать ‘оружием’ в руках злонамеренных внешних сил”, так же тесно связано с политикой всего региона с Республикой Дагестан в соседней Российской Федерации (Abbasov, et al. 2016).
В связи с этим, не только отголоски процессов построения государства, но также и связь между конфликтами, с которыми сталкиваются или которых боятся эти страны, и восприятием о существующей или потенциальной роли, которую могут сыграть в них меньшинства, осложняют возможность действенно реагировать на их потребности. По этой причине, решение проблем меньшинств может быть достигнуто только посредством развития механизмов, которые в восприятии политических лидеров и общества рассоединили бы эти группы от действующих или потенциальных конфликтов, ведущихся во имя этнической принадлежности. Это бы облегчило опасения, страхи и недоверие, которое испытывают по отношению друг к другу представители разных групп. С такой трансформацией внутригрупповых отношений, превращающей порочный круг в эффективный, спадет конфликтогенный потенциал и появится перспектива других путей сосуществования и трансформации настоящих конфликтов.
Принципы к руководству для политического стимулирования целостных обществ
Прежде чем перейти к рассмотрению конкретных действий, не лишне было бы рассмотреть несколько общих принципов, на основе которых можно развивать действия в отношении меньшинств для осуществления реальных изменений.
Первым принципом к действию является понимание того, что переход от статуса “меньшинство” к полностью интегрированной в общество группе, где каждый член группы равно наделен правами, возможен лишь с признанием всей сложности вопроса. Абсолютная правовая защита сама по себе не может решить, к примеру, проблемы экономической интеграции, как и повышенный доступ к экономическим ресурсам автоматически не покончит с социальной дискриминацией или изоляцией. Любое действие должно быть построено на глубоком понимании многосторонних причин, лежащих в основе этих проблем, а также их последствий, и затем лишь должно предлагать пути решения обоих.
Второй принцип, который следовало бы учесть при разработке действий, это избегать подхода “стричь всех под одну гребенку”. Каждая обсуждаемая в этой работе страна имеет различный этнический состав. Размер всех этнических групп, источник “отчуждения” (имеет ли оно лишь этническоеобоснование или совпадает с другими различиями, такими как религиозные), история отношений – все это имеет значение в вопросе, как воспринимается конкретная группа другими и государством. В результате этого, меньшинства сталкиваются с неравенством и дискриминацией различного уровня. Трудности, с которыми сталкиваются греки и армяне как признанные меньшинства не похожи на те, которые переживают курды, не являющиеся признанным меньшинством в Турции. Или, к примеру, недостаточность знания государственного языка представляется трудностью для этнических азербайджанцев в Грузии – им необходимо выучить государственный язык, чтобы интегрироваться. Тем временем в Азербайджане все группы хорошо владеют языком, и здесь важно сфокусироваться на защите и сохранении языка меньшинств (Garcés De Los Fayos 2014).
Опыт принадлежности к группе и то, как это воспринимается и как к этому относится общество и государство, отличается не только от группы к группе, но и от индивида к индивиду. Люди, принадлежащие к одной и той же группе могут сталкиваться с изменчивой формой “отчуждения” в зависимости от места проживания – город или сельская местность – от региона к региону. Подобным образом, индивиды, живущие компактно с членами своей же группы, имеют различный опыт, нежели те, кто живут в смешанных группах. Правовая защита (или ее недостаток) может быть одинаковой для всех индивидов, но вот,что на них влияет и что в их понимании требует решения отличается. К примеру, права на землю могут быть приоритетными для кого-то, кто живет в сельской местности, в то время как доступ к рынку труда может быть самой первостепенной потребностью для горожанина.
Таким образом, чтобы действия были бы эффективными, необходимо принимать во внимание эти различия и не относится ко всем группам как к единому целому. В то же самое время, потребности и уязвимые стороны одной конкретной группы нельзя ставить в приоритет над другими. Напротив, мероприятия должны разрабатываться с пониманием этих различий и так, чтобы потребности некоторых групп не остались бы в стороне.
Третьим принципом, который подчеркивается в данной статье, является необходимость вовлечь сами меньшинства в процессы принятия политических решений. Такой подход оказал бы три важнейших воздействия на процесс. Во-первых, услышать голоса этих групп важно для лучшего определения источников и последствий проблем сразу же.Во-вторых, такое вовлечение само по себеведет к межгрупповому диалогу, который необходим для преодоления предубеждений и враждебного отношения и который благоприятно трансформирует межгрупповое восприятие. В-третьих, вовлеченность в принятие решений создала бы чувство собственности и принадлежности к государству среди всех групп, что важно с точки зрения повышения их готовности и способности лучше интегрироваться друг с другом.
В дополнение к этим принципам, важным аспектом проведения мероприятий выступает умение оставаться гибким, следуя новым подходам в области аналитики и академических исследований по этой тематике;а также переоценка и приспособление к переменчивой и случайной природе группности. Главным образом, действия должны быть задуманы с учетом того, что высокий уровень группности может быть скорее результатом конфликтов, особенно насильственных, чем лежащих в их основе причин. Как отмечает Брубекер, это поможет сконцентрировать внимание аналитиков и политическое вмешательство на процессах, на основе которых раздробленность имеет тенденцию развиваться и кристаллизоваться, а также процессах, посредством которых может пойти на спад (Brubaker 2006). Такой подход откроет пути трансформации, где текущая межгрупповая динамика в странах Южного Кавказа и Турции не будет рассматриваться как потенциально конфликтогенная, а как возможность изменить восприятие, отношения и самих акторов, а также как возможность создать прецеденты для трансформации существующих конфликтов.
Предложение возможных политических инициатив
Основываясь на принципах, описанных выше, можно выделить ряд мероприятий, которые могут помочь решить потребности и проблему уязвимости меньшинств, хотя и не существует конкретно одного действия, которое могло бы быть полезным и уместным для всех стран и для всех ситуаций внутри одной страны. Поэтому, мероприятия, рассматриваемые в данной статье, нацелены на побуждение дискуссии о несколькихальтернативных путях подхода к проблеме с конечной целью разграниченияправ групп, вовлеченных во внутри- и межгосударственные конфликты, и способствования трансформации межгрупповых отношений.
Мероприятия, обсуждаемые в этом отделе разделены на три тематики. Первая из них фокусируется на возможных правовых рамках политического участия и вовлеченности. Во второй обсуждается языковая политика, которая могла бы наделить меньшинства правами, которые они имеют или требуют иметь. Далее, третья часть посвящена политике, которая могла бы сохранить успех уже разработанных мероприятий, а также способствовать попыткам изменить общественное восприятие вопроса.
Создание правовых рамок
В контексте этнического разнообразия приоритетным должно быть создание правовых рамок, которые, во-первых, гарантировали бы равный доступ всех групп к возможностям и льготам, предоставляемым государством, и, во-вторых, готовность предпринять необходимые меры компенсации социальных, экономических и политических лишений/lag/, которые эти группы ипытывали. Поэтому, правовые рамки должны быть нацелены как на уравнивание в правах, так и на решение несправедливостей, имевших место в прошлом.
Важнейшим шагом является установление таких правовых механизмов, которые гарантировали бы политическое участие всех групп. Как описано в предыдущих разделах, этнические группы отличаются размерами, географическим распределением и тем, как они воспринимаются обществом, в котором они проживают.Эти различия необходимо учитывать для превращения политического участия в жизнеспособный вариантдля этих групп.
Все рассматриваемые здесь страны имеют правовые рамки, которые предоставляютправовую защиту, хотя и ограниченную, этническим меньшинствам. Данные правовые рамки выступают как в качестве возможностей, так и препятствий. Как возможность они являются отправной точкой для усиления защиты прав меньшинств. Тем не менее, они предстают и в виде препятствия, поскольку позволяют государству использовать существование данных правовых рамок в целях требования равного отношения ко всем группам иупущения специфических потребностей некоторых из них.
Согласно Конституции Армении, запрещена дискримиация на почве “расового, этнического или социального происхождения, генетических характеристик, языка, религии и убеждений, политических и других взглядов, принадлежности национальному меньшинству”[5] (National Assembly of the Republic of Armenia 1995). В Армении существует также Отдел по вопросам национальных меньшинств и религии Аппарата правительства, наделенный полномочиями предлагать законопроекты по правам меньшинств, “консультируясь с представителями сообществ меньшинств”. Однако, “согласно ряду исследований он [департамент] не всегда учитывает проблемы, озвучиваемые представителями меньшинств” (Garcés De Los Fayos 2014).
Подобным образом, в Конституции Республики Азербайджан указано, что государство гарантирует равную защиту гражданам, независимо от “расы, национальности, религии, языка, пола и происхождения”[6] и защищает право получить образование на своем родном языке. (Milli Majlis of the Azerbaijan Republic 2009). И тем не менее, нет всеобъемлющего законодательства, адресованного проблемам меньшинств. Офис Омбудсмена является единственной структурой, где данные группы могут искать помощи в решении проблем, с которыми сталкиваются, но и доступ к омбудсмену ограничен. Более того, централизованная государственная структура и недостаточность законодательных основ представляют серьезную преграду гарантированному политическому участию всех групп” (Garcés De Los Fayos 2014).
Конституция Грузии также провозглашает равенство независимо от “национальной, этнической или лингвистической принадлежности”[7] (Parliament of Georgia 2006). Однако, поскольку закон о “Политических союзах граждан” запрещает учреждение политических партий на региональной или территориальной основе в попытке предотвратить развитие сепаратистских движений, меньшинства слабо представлены в политической системе, особенно на высших постах. Ситуация немного лучше в случае с местными советами и органами муниципального управления.
Похожий подход можно наблюдать в турецкой правовой системе. Конституция гарантирует права индивидов, а Статья 10 гласит, что “все равны перед законом независимо от языка, расы, мировоззрения, пола, политической ориентации, философских взглядов, религии и веры и тому подобного.” (The Grand National Assembly of Turkey 2011). Статья 12 далее гласит, что “каждый обладает присущими ему основными правами и свободами, которые являются неприкосновенными и неотчуждаемыми” (The Grand National Assembly of Turkey 2011). Тем не менее, Конституция ограничивает эти права и принципы равенства, утверждая в Преамбуле, что “никакие взгляды и убеждения не должны противопоставляться национальным интересам Турции, принципу неразрывного единства турецких граждан со своей страной и территорией, историческим и духовным ценностям Турции” (The Grand National Assembly of Turkey 2011).
Таким образом, хотя и существуют основные правовые рамки, которые должны гарантировать правовое и политическое равенство, по-прежнему остается значительное пространство для преобразваний, особенно в вопросах гарантии политического участия.
Система квот может гарантировать, чтобы голоса меньшинств были бы услышаны, особенно в случае с маленькими группами или группами, не проживающими в компактных сообществах, а разбросанных по всей стране наряду с представителями других групп. Турки, татары, украинцы, грузины, курды, евреи, удины и цахуры – каждые из них представляют менее 1% населения Азербаджана (Ferrari 2014). Система квот более удобна в решении потребности политического участияданных групп главным образом потому, что их демографическая структура чрезвычайно осложняет возможность набрать достаточное количество голосов в пользу кандидата, кто фокусируется на их проблемах, чтобы быть избранным.
Новая система квот, внедренная в Армении, как описано в работе Аббасова и др. (2016), может стать потенциально позитивным шагом на этом пути, но в работе также отмечается, что то, каким образом четыре парламентских места, предусмотренных для представителей меньшинств, будут распределяться между ними, уже стало предметом трений. Поэтому, чтобы система квот служила цели обеспечения возможности всем группам донести свои голоса до принимающих политические решения, она должна быть разработана таким образом, чтобы не создавать дальнейшего напряжения среди групп.
Однимиз примеров“лучшего опыта”, согласно Совету Европы и Совету по правам человека ООН, является избирательный закон в Словении, “обеспечивающий отдельные выборы для представителей цыган тех органов муниципального управления, где проживает значительное цыганское население, если во время главных местных выборов представитель цыган не набрал достаточное количество голосов” (Council of Europe 2000). В рассмотренных выше случаях с Азербайджаном и Арменией можно применить такой же подход для гарантии политического участия небольших групп. Квоты можно распределить пропорционально, отражая демографический состав местности, но также гарантируя по меньшей мере одно место для самой небольшой группы, чтобы ни одна группа не осталась в стороне.
Другой подход, который можно было бы применить для улучшения возможностей политического участия меньшинств – это создание и поддержание совещательных и консультативных учреждений, которые предоставили бы меньшинствам прямой доступ к политическому процессу. Для того, чтобы эти учреждения работали, они должны иметь четко обозначенные права и обязанности, они должны представлять ту группу, от чьего имени выступают, а также иметь доступ к необходимому финансированию (OSCE High Commissioner on National Minorities 1999).
Ряд успешных примеров можно найти по всему миру. К примеру, в Перу существует Национальный институт для развития андского, амазонского и афро-перуанского народов, который обладает статусом министерства. Подобным образом в Сербии был учрежден Совет Национальных меньшинств. В его компетенции входят такие сферы как “культура, обазование, информация и официальное использование языка и алфавита”, а министерства несут ответственность совещаться с Советом при разработке политики в этих сферах. (United Nations Development Programme 2010).
В Армении Координационный Совет по вопросам деятельности национально-культурных объединений национальных меньшинств при аппарате президента, состоящий из 22 членов (по два представителя от каждой из 11 групп национальных меньшинств), функционирует как совещательный орган, ответственный за предоставление рекомендаций по вопросам, касающимся меньшинств. Однако, “его влияние на процесс принятия решений остается ограниченным” (Garcés De Los Fayos 2014). Причина как в ограниченном финансировании, так и в том, как оно распределяется. Финансирование “распределяется всем меньшинствам в равной степени, независимо от их размера” (Garcés De Los Fayos 2014, 7). Такое распределение вызывает вопрос как справедливости, так и эффективности. Поэтому, чтобы такие структуры работали, они должны получать адекватное финансирование, которое также справедливо бы распределялось.
В Азербайджане прекратил функционирование существовавший в прошлом Государственный комитет по работе с национальными меньшинствами и Совещательный Совет по национальным меньшинствам, и сейчас не осталось институциональной организации, занимающейся именно вопросами меньшинств на регулярной основе (Ulasiuk 2013). В Грузии Государственный министр по Примирению и гражданскому равенству (ранее государственный министр по разрешению конфликтов, позднее государственный министр по реинтеграции) и Совет национальных меньшинств под патронатом Общественного Защитника Грузии работают для создания диалога, хотя их возможности остаются ограниченными из-за нехватки соответствующего персонала и финансирования (Garcés De Los Fayos 2014).
Применение таких структур в качестве средства политического участия имеет четыре потенциальные выгоды. Первое, они предоставляют возможность донести голоса меньшинств до процесса принятия решений, что увеличивает шансы должным образом определить их потребности. Второе, вместо рассмотрения этих групп как имеющих одну общую систему приоритетов, внедрение таких структур в процесс принятия политических решений позволило бы разным приоритетам и требованиям внутри группы быть услышанными. Такой плюрализм невозможен лишь при парламентском участии группы, учитывая ограниченное количество представителей. Третье, эти структуры создают атмосферу диалога между разными группами и могут помочь преодолеть предрассудки, возникающие от недостатка общения. Четвертое, они предоставляют больше шансов для конкретных изменений в политике в отличие от символической, хотя и важной, роли парламентских квот.
Учреждение совещательных органов в Турции для расширения политического участия признанных этнических меньшинств помогло бы убедиться, что их голоса услышаны на разных уровнях политики, особенно в вопросе оценки последствий осуществляемых в их отношении политических действий. Для курдов в Турции ни система квот, ни консультативные органы не были бы продуктивными, поскольку размер курдского населения достаточно велик, чтобы они были представлены в политических процессах, даже в отсутствие таких мер. Тем не менее, самой большой правовой преградой политического участия курдов является избирательный порог, составляющий 10% (Cengiz and Hoffmann 2013). Следовательно для Турции было бы важнее снизить избирательный порог, чем предпринимать какие-либо другие правовые меры в качестве первого шага на пути справедливого представительства различных групп.
Суммируя вышесказанное, для того, чтобы одно из предложеных мероприятий послужило бы своей цели, оно должно быть дополнено механизмами, предоставляющими меньшинствам фундаментальные возможности участия в политике. Согласно документам Программы Развития ООН на простейшем уровне обучение избирателей и процедуры регистрации могут быть более достуными для меньшинств. Это может повлечь такие мероприятия как публикация материалов на языке меньшинств, наем на работу представителей меньшинств для регистрации избирателей или обеспечение их транспортом для безопасного голосования или в случае, если они живут обособленно. Эти инициативы могли бы учитывать уровень грамотности мужчин и женщин среди меньшинств и обеспечить необходимые приспособления” (United Nations Development Programme 2010). И самое главное, данные мероприятия должны сопровождаться сменой акцентов в официальных и общественных выступлениях, чтобы правовые рамки воспринимались различными группами в государстве не как средство отклониться от идеологии, а, скорее, как содержащие существенную ценность их собственных прав.
Наделяя группы полномочиями: ситуация с негосударственными языками
Хотя создание правовых рамок для придания огласке проблем и потребностейменьшинств очень важно, такие рамки непременно остануться символическими, пока люди сами не станут требовать равенства. Это важно, поскольку, как описано выше, в каждом из анализируемых здесь государств есть определенные правовые основы, которые предоставляют возможности меньшинствам, пусть несовершенные и ограниченные. Тем не менее, эти группы не всегда используют эти возможности, либо потому что не в курсе, либо потому что не чувствуют, что они в их власти.
Одной из преград на пути к льготам, которые государство должно предоставлять, являются языковые барьеры. Некоторые меньшинства имеют ограниченные возможности изучать, использовать и развивать свои родные языки. В некоторых случаях использование языка воспринимается как источник угрозы для государств, поэтому оно осуждается, если не запрещается. Президентский указ о “Защите прав и свобод меньшинств и о государственной поддержке продвижения языка и культуры национальных меньшинств, численно малых народов и этнических групп, проживающих в Республике Азербайджан”, изданный в 1992 году, был позитивным началом в деле защиты негосударственных языков, поскольку не только наделил “кабинет министров Республики Азербайджан, министерства и организации Республики Азербайджан, глав местных исполнительных органов […] миссией поддержки государства и правительственной политики в деле охраны и развития культурных, лингвистических и религиозных особенностейнациональных меньшинств, численно малых народов и этнических групп”, но и предусматривал открытие факультета филологии и вещание на языках меньшинств. (Administrative Department of the President of the Republic of Azerbaijan n.d.). Однако последовавшие политические события задержали осуществление указа и привели к принятию закона “О государственном языке” в 2002 году (Minority Rights Group International 2015), которым подчеркивается защита азербайджанского языка за счет других языков и, таким образом ограничивается использование негосударственных языков в вещании и официальной коммуникации граждан с государством.
Статья 38 Конституции Грузии также защищает права граждан использовать “свой родной язык” как в личном, так и публичном общении. Однако, та же статья Конституции предоставляет эти права до тех пор, пока они не противоречат “суверенитету, государственной структуре, территориальной целостности или политической независимости Грузии” (Parliament of Georgia 2006). Все это несовместимо с применением прав на практике и представляет серьезную проблему для меньшинств.
В Турции также меньшинства сталкиваются с подобными языковыми проблемами. Перепись населения не учитывает этнического происхождения, однако исследования, проведенные частными организациями показывают, что “для 85% процентов населения Турции турецкий является родным языком, но есть и другие родные языки, на которых говорят в Турции, такие как курдский, зазаки, арабский, армянский и цыганский” (KONDA 2010). Хотя немусульманским меньшинствам, согласно Лозаннскому договору, предоставлено “право открывать религиозные, образовательные учреждения, институты социального обеспечения”, школы меньшинств сталкивались с серьезными трудностями не только с финансированием, но и назначением учителей (Oran 2004).
Ситуация еще более ужасающая для групп, не признанных этническими меньшинствами, поскольку до 1991 года курдский язык был запрещен даже на уровне повседневных разговоров (Anter 1992). До 2012 года курдский был запрещен в качестве языка обучения в школах, с тех пор разрешено его обучение лишь в качестве выборочного курса (Aydın and Ozfidan, Perceptions on Mother Tongue (Kurdish) Based Multicultural and Bilingual Education in Turkey 2014). Много шагов было предпринято в переговорном процессе по членству Турции в ЕС, тем не менее эти реформы не соответствовали полному решению проблем, а“мультикультурное и двуязычное образование по-прежнему вызывает разногласия в Турции” (Aydın, Literature Based Approaches on Multicultural Education 2013) (Kaya and Aydın 2013).
Механизмы политики, разработанные в Румынии, могут стать потенциальной моделью для Грузии. В Румынии и Грузии схожий этнический состав с точки зрения процента меньшинств и их географического распределения. В 2001 году в Румынии был принят “Закон огосударственном управлении”, который внес поправки к Конституции в 2003 году. На основе этих изменений принцип о том, что “если в административно-территориальных районах проживает больше 20% меньшинств от всего населения, то язык данного меньшинства может быть использован как письменно, так и устно между местными органами власти и гражданами” был включен в Конституцию. Ничего не меняя в отношении официального языка страны, этот шаг создал механизмы для местных общин активно принимать участие в политике (Wheatley 2006).
В последние годы во многом в результате международного давления, произошло изменение в официальной позиции государств, разрешивших преподавание негосударственных языков в школах, вещанию на этих языках и в литературе. Однако, эти инициативы, хоть и хороши в качестве первоначальных шагов, но не удовлетворяют идее защиты языков меньшинств, пока не будут сопровождаться необходимой поддержкой. К примеру, для преподавания языков в школах, необходимо обучение квалифицированных учителей и обеспечение учебными материалами. Так же, вещание на негосударственном языке должно иметь финансовую поддержку, чтобы не носить лишь символический характер. Например, лезгинский изучается в качестве второго языка в Азербайджане в густо населенных лезгинами районах, но “ресурсы обучения очень скудные. Учебники лезгинского поступают из России и не адаптированы под местные условия” (Minority Rights Group International 2015).
Одним из способов превратить символические шаги в вопросе защиты прав меньшинств в значимые изменения их повседневной жизни, является их гарантия путем применения международных стандартов в качестве критериев, интегрированных в международные правовые системы. Вэтихцелях подписание Европейской хартии региональных языков и языков меньшинств могло бы стать шагом в этом направлении. К началу 2016 года, Армения стала единственной страной Южного Кавказа, ратифицировавшей Хартию; Азербайджан подписал, но не ратифицировал ее; а Грузия и Турция пока ее не подписали (Council of Europe 1998).
И тем не менее, гарантирование защиты негосударственного языка еще не решает проблем и потребностей каждой группы меньшинств. Для некоторых из них, у кого есть инфраструктура сохранить свой родной язык, главная трудность, с которой они сталкиваются – это овладение официальным языком их страны. Особенно для меньшинств, проживающих сосредоточенно в одной местности, недостаток доступа к изучению официального языка представляет серьезную проблему интегрироваться в общество и в дальнейшем получить высшее образование и устроиться на работу за пределами сельского региона. Согласно переписи 2002 года “у азербайджанцев один из самых низких уровней владения грузинским языком среди всех групп меньшинств (15%)”, а это представляет серьезное препятствие их интеграции в общество (Minority Rights Group International 2015).
Исследование, проведенное в регионах Грузии Квемо-Картли и Самцхе-Джавахетии, так же обнаружило, что меньшинства, проживающие там, испытывают “полное или частичное незнание государственного языка” в качестве одной из главных проблем, с которой они сталкиваются (Dvali and Badasyan 2014). Однако, изменение расписания или командирование учителей в регионы было бы недостаточным для решения этих проблем. Как отмечается в вышеприведенном исследовании, “грузинский преподается во всех школах, хотя, как отмечают респонденты, эти программы не принесли значимых результатов. Государственные программы двуязычного образования и учителей-волонтеров неэффективны, поскольку учителя грузинского не владеют азербайджанским/армянским языками, что затрудняет общение между учениками и учителем” (Dvali and Badasyan 2014). Понимание этого показывает важность совмещения этих шагов с предоставлением доступных учебных материалов и квалифицированных учителей как для формального образования, так и для обучения взрослых.
В Самцхе-Джавахетиии Квемо-Картли важно поддерживать политику двуязычия и многоязычия (знание и владение грузинского наряду с армянским и/или азербайджанским) еще до того, как дети начинают формальное обучение в школах, к примеру, путем спонсирования выпусков детских мультфильмов и песен на двух языках. Это помогло бы им воспринять мир на двух языках одновременно как можно раньше.
Доступ получать высшее образование – еще одна проблема, к которой необходимо обратиться при распределении полномочий для меньшинств. Возможность высшего образования важна для получения доступа к социальным и экономическим благам с точки зрения продвижения вперед. Важным шагом было бы применение позитивной дискриминации в отношении меньшинств в деле поддержания доступа к высшему образованию. Другим позитивным шагом могло бы стать введение мультиязычных факультетов в университетах, что доказало свою полезность на примере сербско-албанских отношений в Сербии (High Commissioner on Minorities, OSCE Mission to Serbia 2015).
В Армении “преподавание армянского является обязательным в школах, а вступительный экзамен по армянскому языку является требованием для поступления в высшее учебное заведение, кроме институтов, где языком преподавания является русский. В то время как русский используется в качестве языка преподавания в конкретных школах и университетах, другие языки меньшинств менее привилигированы. По всей стране только несколько начальных и средних школ дают уроки ассирийского, курдского, езидского и греческого языков, тех языков, которые наряду с русским имеют статус языка меньшинств[8]. Количество уроков обычно очень ограничено. Общей проблемой является нехватка квалифицированных учителей и доступных учебников. В результате, многие меньшинства предпочитают получить образование на русском” (Garcés De Los Fayos 2014, 8).
В Азербайджане, поскольку меньшинства, в основном, хорошо владеют государственным языком и/или русским (на обоих языках ведется преподавание высшего образования), доступ к получению высшего образования не представляет серьезной проблемы. Тем не менее, изучение негосударственных языков в университетах остается редкой возможностью, и поэтому особенно этнические грузины предпочитают уехать в Грузию для изучения родного языка (European Centre for Minority Issues 2011). Такая же проблема существует и в Турции для меньшинств, желающих изучать свой язык на уровне высшего образования.
Тем не менее, важно отметить, что возможность получить высшее образование автоматически не означает, что меньшинста получат все предполагаемые преимущества. В равной степени важно обеспечить меньшинства ресурсами для получения высшего образования. К примеру, недавно внедренная система 1+4 в Грузии позволяет студентам, принадлежащим к группам меньшинств, пройти один год обучения грузинскому языку, прежде чем они начнут обучение в бакалавриате. Хотя это важный шаг в правильном направлении, нехватка необходимой системы поддержки остаться в системе высшего образования тоже представляет проблему. Для того, чтобы обещание о высшем образовании было реализовано, необходимо обеспечить студентов некоторыми ресурсами, такими какстипендии, доступные учебные материалы, проживание для тех студентов, кто вынужден переехать из родного города.
Внесение изменений в общественную дискуссию
Внедрение правовых рамок, гарантирующих равный доступ всех граждан к благам и преимуществам, а также уполномачивание меньшинств так, чтобы они могли активно добиваться этих преимуществ, должно быть совмещено политическими действиями, направленными на взаимовосприятие групп большинства и меньшинства. Это важно для способствования диалогу между разными группами общества, а также для гарантии осуществления правовых инициатив.
Одним из таких политических действий могло бы быть инициирование и реализация законов против разжигания ненависти. В каждой стране, рассматриваемой в этой работе, существуют законы против разжигания ненависти. Однако, эти законы нацелены на защиту государства и большинства, а не на защиту малоимущих и уязвимых групп. Для разработки такого закона, в должной степени защищающего меньшинства, необходимо прийти к серьезному согласию, что есть разжигание ненависти. К такому согласию можно прийти только путем диалога и активного участия меньшинств в процессе.
Также необходима и эффективная реализация таких законов. Приоритетным должна стать фильтрация учебников от унизительного языка (в том числе изображение меньшинств в качестве врагов) и использования такого языка в прессе. Такая реализация не может быть осуществлена только государством, гражданское общество должно сыграть главную роль в мониторинге ситуации, обнаружении и пристыжении нарушителей, предлагая альтернативы. Другим направлением, в котором должно быть активно гражданское общество, является повышение информированности о вопросе. Фундаментальная проблема разжигания ненависти и использования унизительного языка в том, что его использование считается нормальным и зачастую остается незамеченным теми, кто его применяет или теми, кто его слышит.
В Турции, в рамках процесса по принятию Турции в ЕС, использование унизительного языка в отношении меньшинств было определено как наказуемое правонарушение (Taşdemir and Saraçlı 2007). Хотя, использование такого языка по-прежнему распространено не только в обществе, но и на политическом уровне. В начале 2000х представители гражданского общества взяли на себя инициативу оценить школьные учебники в попытке уменьшить дискриминационный язык в адрес греков. Такие попытки должны быть расширены до всех видов унизительного и дискриминационного языка по отношению ко всем группам.
Важным компонентом устранения дискриминации в использовании языка является активная разработка нейтрального и лишенного дискриминации словаря, описывающего принадлежность к нации. Политические действия, описанные в данной работе, исходят из предпосылки, что государства и соответсвующие правительства стремятся построить гражданские нации, принадлежность к которой определяется гражданством, а прилагательное, образованное от самоназвания государства, применяется в отношении всех граждан нации. К примеру, в армянском языке за неимением возможности одним словом обозначить гражданина страны, не называя при этом этнонима (армянин), ограничена возможность создания такого антидискриминационного словаря. Употребление в отношении кого-то слова “ай” (армянское самоназвание “армянин”) – это обращение к этнической принадлежности, а не к гражданству. В качестве возможного решения могло бы стать использование термина “айастанци”,который сейчас используется для обозначения понятия “армянин из Армении” в отличие от понятия “армянин из диаспоры”. Термин “айастанци”может использоваться для обращения к “гражданину Армении”как на общественном, так и на официальном уровне для гарантии равного доступа и одинаковой принадлежности к нации в его осязаемом и неосязаемом выражении.
Заключение
В различных международных документах изобилуют ссылки на национальные, этнические, религиозные, лингвистические и другие меньшинства без согласования терминологии. На национальном уровне в случае стран Южного Кавказа и Турции царит еще большая неопределенность в использовании и значении этих терминов на официальном и общественном уровне. Достаточно часто различные акторы – местные (официальные и публичные лица)и международные – общаются между собой на расхожих языках, смешивая тем временем понятия.В контексте конфликтных межгрупповых отношений, это ведет не только к неопределенности в терминологии, но также и страху обратиться к этой неопределенности.
В рамках новых политических мероприятий могли бы появиться новые формулировки и новый язык, чтобы приспособить смену иерархических обществ на целостные, где была бы защищена общая принадлежность одной нации/государству. В исследованиях по этничности и государственности наблюдается тенденция воспринимать разнообразие как сопоставление внутренне гомогенныхгрупп, скованных границами, или тенденция представлять социальный и культурный мир как мозаику монохромных групп (Brubaker 2006). Тем не менее, плюрализм или разнообразие может также принимать и более индивидуализированную форму, приводя к размыванию границ, а в таком случае дарование прав группам, само по себе, не обращается ко всей сущности равенства.
Взяться за вопрос национального государства и права групп – смелаязадача. Заниматься такими вопросами в ситуации, когда они запутаны межгосударственными и внутригосударственными конфликтами,задача еще смелее,и тем не менее, не невозможная. Наоборот, такой шаг необходим, чтобы обсуждение замораживания конфликта в странах Южного Кавказа и Турции сменилось на обсуждение трансформации конфликта. Успешное осуществление мероприятий по построению целостных обществ, лишенных дискриминации, в целом откроет новые возможности также для трансформации территориальных конфликтов. Дорога к этому лежит через хорошо слаженную систему действий, отражающих потребности всех сообществ и степень их распределения, и развивающих механизмы, которые будут способствовать диалогу между всеми группами вместо противоборства между ними.
Библиография
Abbasov, Ilgam, Hulya Delihuseyinoglu, Mariam Pipia, Sergey Rumyansev, and Emil Sanamyan. “Ethnic Groups and Conflicts in the South Caucasus and Turkey.” Caucasus Edition: Journal of Conflict Transformation. 2016. http://caucasusedition.net/analysis/ethnic-groups-and-conflicts-in-the-south-caucasus-and-turkey/.
Administrative Department of the President of the Republic of Azerbaijan. “Language.” Presidential Library. n.d. http://www.files.preslib.az/projects/remz/pdf_en/atr_dil.pdf.
Anter, Musa. Hatıralarım. Istanbul: Yon Press, 1992.
Aydın, Hasan. “Literature Based Approaches on Multicultural Education.” The Journal of Anthropologist 16, no. 1-2 (2013): 31-44.
Aydın, Hasan, and Burhan Ozfidan. “Perceptions on Mother Tongue (Kurdish) Based Multicultural and Bilingual Education in Turkey.” Multicultural Education Review 6, no. 1 (2014): 21-48.
Bardin, Lucile. “Security and Identity in the South Caucasus: A Case Study of the Armenian Minority of Samtskhe-Javakheti.” Masters of Arts Thesis. Budapest: Central European University Nationalism Studies Program, 2015.
Brubaker, Rogers. Ethnicity Without Groups. Cambridge: Harvard University Press, 2006.
Cengiz, Firat, and Lars Hoffmann. “Rethinking Conditionality: Turkey’s European Union Accession and the Kurdish Question.” Journal of Common Market Studies 51, no. 3 (2013): 416-432.
Council of Europe. Chart of signatures and ratifications of Treaty 148. European Charter for Regional or Minority Languages. March 1, 1998. http://www.coe.int/en/web/conventions/full-list/-/conventions/treaty/148/signatures.
—. Framework Convention for the Protection of National Minorities. February 1995. https://www.coe.int/t/dghl/monitoring/minorities/1_atglance/PDF_H(95)10_FCNM_ExplanReport_en.pdf.
—. “The Participation of Minorities in Decision-Making Processes.” Council of Europe. November 2000. https://www.coe.int/t/dghl/monitoring/minorities/6_resources/PDF_DH-MIN(2000)1_en.pdf.
Dvali, Ana, and Edita Badasyan. Problems of Kvemo Kartli and Samtskhe-Javakheti and Foreign Policy Preferences of the Local Populations. The Centre for Cultural Relations – Caucasian House, Tbilisi: Caucasian House, 2014.
European Centre for Minority Issues. “Minority Issues Mainstreaming in the South Caucasus: A Practical Guide.” Tbilisi, 2011.
Ferrari, Heidrun. “Partnership for all? Measuring the impact of Eastern Partnership on minorities.” Minority Rights Group. 2014. http://minorityrights.org/wp-content/uploads/old-site-downloads/download-1373-Policy-paper-English.pdf.
Garcés De Los Fayos, Fernando. “Minorities in the South Caucasus: New Visibility Amid Old Frustrations.” European Parliament. 2014. http://www.europarl.europa.eu/RegData/etudes/briefing_note/join/2014/522341/EXPO-AFET_SP(2014)522341_EN.pdf.
High Commissioner on Minorities, OSCE Mission to Serbia. Serbian Prime Minister inaugurates OSCE-supported multilingual university department in southern Serbia. November 24, 2015. http://www.osce.org/hcnm/203026.
Hurewitz, Jacob Coleman. Diplomacy in the Near and Middle East: A Documentary Record 1914-1956. London: D. Van Mostrand, 1956.
Kaya, İlhan, and Hasan Aydın. The Question of Mother Tongue Education in Turkey: Challenges, Experiences and Model Recommendations for Bilingual Education. Istanbul: UKAM Press, 2013.
KONDA. Kürt Meselesi’nde Algı ve Beklentiler. Istanbul: KONDA Press, 2010.
McCrone, David, and Frank Benchhofer. Understanding National Identity. Cambridge: Cambridge University Press, 2015.
Milli Majlis of the Azerbaijan Republic. The Constitution of the Republic of Azerbaijan. 2009. http://www.meclis.gov.az/?/az/topcontent/2.
Milliyet. Türkiye’deki Kürtlerin sayısı! June 6, 2008. http://www.milliyet.com.tr/turkiye-deki-kurtlerin-sayisi-/yasam/magazindetay/06.06.2008/873452/default.htm.
Ministry of Education and Science of the Republic of Armenia. “Fourth periodical report presented to the Secretary General of the Council of Europe in accordance with Article 15 of the Charter.” Council of Europe. September 29, 2015. http://www.coe.int/t/dg4/education/minlang/Report/PeriodicalReports/ArmeniaPR4_en.pdf.
Minority Rights Group International. Azerbaijan – Lezgins. 2015. http://minorityrights.org/minorities/lezgins/.
—. Azerbaijan. 2015. http://minorityrights.org/country/azerbaijan.
—. Georgia. 2015. http://minorityrights.org/minorities/azeris/.
—. Kurds. 2015. http://minorityrights.org/minorities/kurds-2/.
National Assembly of the Republic of Armenia. The Constitution of the Republic of Armenia (with Amendments). 1995. http://www.parliament.am/parliament.php?id=constitution&lang=eng.
National Statistical Service of the Republic of Armenia. Population (urban, rural) by Ethnicity, Sex and Mother Tongue. 2011. http://armstat.am/file/doc/99486258.pdf.
National Statistics Office of Georgia. Population Census 2014. 2014. http://www.geostat.ge/index.php?action=page&p_id=2153&lang=eng.
Office of the United Nations High Commissioner for Human Rights. Minorities under international law. 2010. http://www.ohchr.org/EN/Issues/Minorities/Pages/internationallaw.aspx.
Oran, Baskın. Türkiye’de Azınlıklar: Kavramlar, Lozan, İç Mevzuat, İçtihat ve Uygulama. Istanbul: TESEV Yayınları, 2004.
OSCE High Commissioner on National Minorities. The Lund Recommendations on the Effective Participation of National Minorities in Public Life and Explanatory Note. 1999. http://www.osce.org/hcnm/32240?download=true.
Parliament of Georgia. The Constitution of Georgia. 2006. http://www.parliament.ge/files/68_1944_951190_CONSTIT_27_12.06.pdf
Taşdemir, Hakan, and Murat Saraçlı. “Avrupa Birliği ve Türkiye Perspektifinden Azınlık Hakları Sorunu.” Uluslararası Hukuk ve Politika 2, no. 8 (2007): 25-35.
Taylor, Adam. “Is ‘Armenian’ an insult? Turkey’s prime minister seems to think so.” Washington Post. 2014. https://www.washingtonpost.com/news/worldviews/wp/2014/08/06/is-armenian-an-insult-turkeys-prime-minister-seems-to-think-so/.
The Economist. Turkey and Religious Minorities: Less of a Monolith. June 8, 2015. http://www.economist.com/blogs/erasmus/2015/06/turkey-and-religious-minorities.
The Grand National Assembly of Turkey. Constitution of the Republic of Turkey. 2011. https://global.tbmm.gov.tr/docs/constitution_en.pdf.
The Parliament of Georgia. “Georgia’s Declarations to the Council of Europe Framework Convention for the Protection of National Minorities.” European Centre for Minority Issues. 2005. http://www.ecmi.de/press/details/georgias-declarations-to-the-council-of-europe-framework-convention-for-the-protection-of-national-minorities-226/.
The State Statistical Committee of the Republic of Azerbaijan. Population. 2009. http://www.stat.gov.az/source/demoqraphy/indexen.php.
Toktas, Sule, and Bülent Aras. “The EU and Minority Rights in Turkey.” Political Science Quarterly 124, no. 4 (2009): 697-720.
Ulasiuk, Iryna. “National Minorities and Migration in Armenia, Azerbaijan, Belarus, Georgia, Moldova.” Consortium for Applied Research on International Migration. 2013. http://www.carim-east.eu/media/CARIM-East-RR2013-33.pdf.
United Nations Development Programme. “A UNDP Resource Guide and Toolkit.” Marginalised Minorities in Development Programming. May 2010. http://w02.unssc.org//free_resources/MarginalisedMinorities/chapter4/4-3-2.html.
United Nations. United Nations Treaty Collection. December 16, 1966. https://treaties.un.org/Pages/ViewDetails.aspx?src=IND&mtdsg_no=IV-4&chapter=4&lang=en.
Wheatley, Jonathan. “The Status of Minority Languages in Georgia and the Relevance of Models from Other European States.” European Center for Minority Issues. March 2006. http://www.ecmi.de/publications/detail/26-the-status-of-minority-languages-in-georgia-and-the-relevance-of-models-from-other-european-states-170/.
[1] 27 статья Пакта гласит: “В тех странах, где существуют этнические, религиозные и языковые меньшинства, лицам, принадлежащим к таким меньшинствам, не может быть отказано в праве совместно с другими членами той же группы пользоваться своей культурой, исповедовать свою религию и исполнять ее обряды, а также пользоваться родным языком” (United Nations 1966). Ратифицируя Пакт, Турция оставила за собой право интерпретировать и применять положения Статьи 27 Пакта о гражданских и политических правах в соответствии со связанными положениями и правилами Конституции Республики Турция и Лозанским договором и его приложениями от 24 июля 1923 года (United Nations 1966).
[2] Конвенция является инструментоммеждународного права, имеющим правовую силу. Однако, слово “рамочная” подчеркивает пределы переноса положений Конвенции для стран-членов в соответствии со специфическими условиями своей страны согласно национальному законодательству и подходящим правительственным решениям (Council of Europe 1995).
[3] Официальная статистика включает этнических армян, проживающих в Нагорном Карабахе.
[4] Осуществление официальной переписи населения не было возможным в Абхазии и Осетии.
[5] Использование слова “национальный”(на армянском “азгаин”) в Конституции, а также в других законах и политических документах очень двусмысленно. Иногда оно используется в отношении политической нации (например “Национальное Собрание” или “национальная безопасность”), что должно включать всех граждан страны. В то же самое время, оно используется в смысле “этнический”, как в случае с термином “развитие национальной культуры и защита национальной идентичности народа Армении”. Что касается данной статьи, определения термина “национальное меньшинство” не существует в законодательных актах Республики Армения.
[6] Использование слова “национальность” (на азербайджанском “милли”) неоднозначно в Конституции. Оно используется как в отношении политической нации (к примеру, “Центральный Национальный Банк”), так и в отношении чего-то отличного от нее, поскольку в цитируемой фразе подразумевается, что граждане могут иметь различные национальности и никакая дискриминация не предполагается на этой основе. Как и в случае с Арменией, в азербайджанском законодательстве нет определения термина “национальное меньшинство”.
[7] Использование слова “нация” в Конституции Грузии обсуждалось в разделе “О терминологии” данной статьи. В отличие от Армении и Азербайджана, Грузия определяет “национальное меньшинство” как людей, имеющих грузинское гражданство, отличающихся от доминирующей части населения по языку, культуре и этнической идентичности, долгое время проживающих на грузинской территории и компактно проживающих на грузинской территории (The Parliament of Georgia 2005).
[8] Примечательно, что некоторые представители ассирийской общины в Армении сделали официальное заявление о том, что они не принимают понятия “язык меньшинства” и вместо это предпочитают выражение “родной язык” и “национальный язык” (Ministry of Education and Science of the Republic of Armenia 2015).
Оставьте Комментарий